Иоанна Хмелевская - Проза жизни [Обыкновенная жизнь]

— Видимо, наш последний гость пришёл, — с облегчением выкрикнула тётка Магда, последние десять минут убиравшая ножи из пределов досягаемости Петруся. — Пора наконец за стол!

К черту! Все к черту! — безнадёжно повторяла про себя Тереска, внезапно растеряв все прочие слова. С вершин своего беспокойного счастья она летела на дно тупого отчаяния. Богуся нет. И не будет…

Свет внутри неё погас, и мир сразу потемнел. Впрочем, в Тереске ещё жила слабенькая надежда. В девять вечера от неё осталась только тень. В десять стали расходиться гости. В одиннадцать наступил конец. Конец именин, конец надежды, конец света. . Тереска героически выдержала застолье, с отчаянием в глазах, но удерживая на лице улыбку, от которой ломило мышцы щёк. Она продолжала улыбаться, поднимаясь наверх и только в ванной позволила себе расслабиться.

На следующий день было воскресенье, и надежда на встречу снова расцвела. Ведь мог же Богусь приехать поздним вечером, в таком случае его визита надо ждать сегодня. На улице моросил дождь, оправдывая её неохоту выходить из дома. Она прождала весь день…

В понедельник, вернувшись из школы, она нашла открытку с поздравлением. Дошедшие издалека две фразы пролились бальзамом на её тяжко страждущую душу. Только теперь она почувствовала, в каком страшном напряжении жила — со стиснутыми зубами и нервной дрожью, обосновавшейся где-то внутри неё. Именинная открытка подействовала на Тереску словно успокоительное средство.

Значит, все-таки? Значит, он не явился не потому, что не пожелал, а потому что никак не смог выбраться из своего Вроцлава! И разумеется, он сам об этом сожалеет, ведь если бы не сожалел, то и писать не стал бы. Его же никто к этому не принуждал! Открытку он выслал ещё в среду. Он во Вроцлаве, он хотел, но не смог приехать. Он не забыл её.

Мысль о том, что и она может написать ему, выслать летние фотографии, одна мысль о том, что она выведет на конверте его имя, стала для неё грустным утешением. Правда, Богусь обратного адреса не указал, но ничего страшного, ведь он скоро напишет снова. И укажет адрес. А может, приедет ко Дню Всех Святых. Ведь должен же он когда-нибудь приехать…

После ненастья установилась погожая золотая осень, словно это был не ноябрь, а август. Тереска возвращалась домой, безжалостно топча опавшие листья. Она чувствовала досаду и усталость.

«Ненавижу этих сопливых оболтусов, — думала она. — Ненавижу репетиторство. За что мне такие муки? Ненавижу все!» Богусь на Всех Святых не приехал и не написал. Не подавал признаков жизни. Зато у Кристины дела пошли на лад. Она расцвела от счастья, каждый вечер её поджидал у школы жених, и от этого Тереске делалось ещё грустнее. Её тоже мог бы кто-нибудь поджидать… Не кто-нибудь, разумеется, а только Богусь! Януш готов поджидать её хоть целый день, но он ей не нужен. И этот кретин, кузен Казик, тоже… Ирония судьбы.

Непереносимее всего для неё было собственное бессилие. Тереска ничего не могла сделать или разузнать, она никак не могла повлиять на их отношения. Конечно, если очень постараться, можно раздобыть его адрес через общих друзей или знакомых. Даже через родственников!

Но как она ему напишет, если он ей адреса не давал, нельзя же навязываться так явно, в конце концов есть и у неё своя гордость…

В нескольких метрах впереди Тереска вдруг углядела свою дальнюю кузину Басю, — она как раз переходила улицу. Маленькая, худенькая черноволосая кузина обладала неукротимым нравом. В данный момент она с усилием толкала перед собой глубокую детскую коляску, чему Тереска очень удивилась. Васиному малышу было уже три года, его в такую коляску не уместишь. Неужели у неё опять младенец? Домашние ничего про это не говорили. Впрочем, они с кузиной не виделись уже давно.

Она догнала Басю в тот момент, когда та в нерешительности остановилась перед спуском на улицу Дольную, поглядывая то на ведущие вниз ступеньки, то на проезжую часть.

— Как дела? — оживлённо спросила Тереска. — Ты что, ещё одного родила?

Она заглянула в коляску и поперхнулась. Там лежало нечто, прикрытое одеялом, из-под которого торчали чёрные тряпки. На миг Тереске представилось даже, что Бася отвозит куда-то трупик новорождённого, и у неё перехватило дыхание.

— Тебя мне сам Бог послал! — выкрикнула Бася, явно чем-то расстроенная. — Как поживаешь? Ради Бога, помоги мне как-нибудь съехать вниз! Черт бы побрал эту коляску!

— А что там? — спросила ошарашенная Тереска, пытаясь прийти в себя. — Ребёнок?

— Какой ещё ребёнок! Неужели я стану заворачивать ребёнка в поганые тряпки? Скажешь тоже! В коляске песок.

— Какой ещё песок?

— Ты забыла, что такое песок? Обыкновенный песок, со стройки. Потому и приходится его прикрывать. Такой тяжёлый, будь он проклят! Помоги мне съехать вниз с этого ската, а то меня удар хватит.

Тереска, рассудив, что вопросов лучше не задавать, начала действовать.

— Да не туда! Ступеньки нам ни к чему, мы загремим по ним вместе с коляской, это как пить дать! Двигай на проезжую часть!

Бася, взглянув на лестницу, подтянула к себе коляску, передними колёсами уже съехавшую на первую ступеньку, и подтолкнула её к дороге — вдоль проезжей части шёл узенький тротуарчик для пешеходов.

— Мы ремонт делаем, — наконец пояснила Бася. — Стенку передвигаем, переделываем кухню и ванную. Все, что требуется, нам удалось купить. Кроме песка. Песок приходится воровать. Раньше я его набирала со стройки неподалёку от нас, но там песок уже весь вышел, и приходится красть тут, за Пулавской.

Тереска молчала, потому что не находила слов. Глаза у кузины были совершенно дикие.

— Я сюда прихожу и притворяюсь, что играю в песочек с Юречком, а сама потихоньку высыпаю песок в мусорные ведра, они у меня тут, в коляске. Юречка я потом оставляю у одной знакомой старухи. А работяги, что нам ремонт делают, все время подгоняют, все время им песка не хватает. Настоящее пекло!

Совместными усилиями они поставили коляску одним колесом на тротуарчик, а другим на проезжую часть. Придерживая её, они стали осторожно спускаться вниз.

— Ну и тяжеленный же этот песок! — заметила Тереска. — Тут небось килограммов сто?

— Самое меньшее, — мрачно подтвердила, но затем сочла нужным уточнить: — Тут пятьдесят кило, я взвешивала.

— Неужели ты каждый день за песком ходишь?

— Оборачиваюсь два-три раза. Тереска придержала ногой вильнушее в сторону колесо.

— Как же так? — недоумевала она. — А муж твой что делает?

— Муж! — прорычала Бася. — У меня не муж, а свинья паршивая1 На глаза ей навернулись слезы ярости, она резко дёрнула коляску, колесо которой угодило в выбоину, взбешённая Бася рванула свою тачку со всей силы — коляска перескочила через выбоину и, вырвавшись у неё из рук, помчалась вниз.

— Осторожно! — закричала Тереска. — Господи спаси!

Коляска, съехав с тротуарчика, мчалась по проезжей части, стремительно набирая скорость.

— Лови её! — завопила Бася.

Не обращая внимания на встречные машины, Тереска кинулась следом за коляской. У неё, правда, хватило ума перебежать на другую сторону, на настоящий тротуар. Тяжело нагруженная коляска оказалась прекрасно сбалансированной, она мчалась вниз уверенно, не теряя равновесия. Съезжавшие сверху машины при виде столь оригинального транспорта, тормозили со страшным скрежетом. Бася, не успевшая сразу перебежать дорогу, оставалась где-то позади, отстав метров на двадцать от Терески.

В этот момент снизу, на той же стороне улицы, появилась Шпулька, чуть не сгибаясь под тяжестью сделанных покупок — ей удалось очень удачно сторговать у огородника корнишоны и тыквы, за которыми её послали. Ещё издалека она заметила Тереску в обществе кузины, они спускались вниз, придерживая детскую коляску. Кузину эту Шпулька знала и знала, что у неё есть ребёнок, но возраста малыша не помнила, посему коляска её не удивила. При виде Терески она вздохнула с облегчением, подумав, что та поможет ей дотащить до дома тяжёлый груз — тыква была такой громадной, что не поместилась в сумку, и она несла её в обнимку, а для корнишонов и прочей мелочи требовалась третья рука. Она на миг остановилась, чтобы поправить свой груз, выскальзывающий у неё из рук, а когда снова посмотрела вверх, глазам её представилась душераздирающая картина. По середине проезжей части неслась вниз одинокая детская коляска, стремительно набирая скорость. За ней неслась Тереска с развевающимися волосами, а следом порядком отставшая от неё Бася. Обе испускали дикие вопли. Немногочисленные прохожие останавливались и тоже поднимали крик, размахивая руками. Шпулька замерла от ужаса.

— Тереска заметила её в тот момент, когда коляска проносилась мимо.

— Лови её, быстрее! — выкрикнула она. — Да пошевеливайся ты, ради Бога!

«Младенец! — пронеслось в мыслях у Шпульки. — Господи Иисусе, там же младенец, он погибнет!» Выронив из рук сумки и тыкву, Шпулька ринулась вниз. Зрелище становилось все более выразительным. Коляска по загадочным причинам, вместо того чтобы ехать прямо и въехать на тротуар, на повороте свернула, упрямо оставаясь на проезжей части, но теперь придерживаясь левой стороны. Машины, поднимавшиеся вверх, тормозили с визгом и застывали в невообразимых позах. Один из водителей не успел затормозить и слегка толкнул разогнавшуюся коляску сзади. Этого хватило, чтобы коляска ещё резче вильнула влево и с каким-то странным металлическим дребезжанием врезалась в фонарь. Из кучи останков выпрыгнуло одно колесо и, весело подскакивая, помчалось дальше.